В 1997 году я посмотрела фильм «Титаник» Джеймса Камеруна, и именно тогда поняла, что хочу написать роман о российском «Титанике», о целой стране, натолкнувшейся на айсберг и затонувшей.
Я начала собирать материалы для книги о революции в 1997 году, и в середине 2000-х она была опубликована в издательстве «Олимп» под названием «Неопалимая». Спустя несколько лет я перечитала ее и поняла, что вышла полная ерунда.
Роман «Аргентинец» переписывался семь раз от корки до корки, неоднократно переиздавался и даже переводился на иностранные языки, но последнюю точку я поставила в 2017 году, ровно через столетие после описываемых событий.
На создание этого романа ушло 20 лет.
Кто является прототипом Нины Купиной?
В 1997 году мои приятели сняли квартиру в старинном доме в центре Нижнего Новгорода. Хозяева оставили им полуразвалившийся шкаф вместе со всем содержимым, и там я обнаружила пожелтевшую открытку с изображением юной девушки, которая поразила меня в самое сердце.
«А вот и ОНА», — подумала я, словно узнав будущую героиню своего романа. Именно такой я до сих пор представляю Нину Купину.
Впоследствии я узнала, что ту красавицу звали Лина Кавальери. Она была итальянской оперной певицей, и открытки с ее изображением были чрезвычайно популярны в России в начале ХХ века.
С годами образ Нины Купиной претерпел очень серьезные изменения. В моих ранних черновиках она была классической «девой в опасности», потом превратилась в стерву — вроде Скарлетт О’Хара, и только потом доросла до той сильной духом, изобретательной и отважной женщины, которая мне так дорога.
Есть ли в ней что-то от меня самой? Безусловно. Но есть и существенная разница: Нина по природе своей — менеджер, человек, умеющий создавать структуры и налаживать контакты. А я больше затворница, не особо склонная к командной работе. Можно сказать, что я придала Нине качества, которых не хватает мне самой.
Кто является прототипом Клима Рогова?
Клим Рогов — это собирательный образ. Какие-то черты он, без соменения, унаследовал от меня, какие-то — от моего мужа Пола.
Не так давно я перечитала свою первую рукопись, которую начала писать в 15 лет, и с удивлением узнала в главном герое Клима. Получается, что он всегда был со мной?
Вероятно, первые контуры этого образа стали прорисовываться еще в середине 1980-х, когда я, девятилетняя, завороженно смотрела британский сериал «Робин из Шервуда». Клим Рогов, в моем представлении, весьма похож на актера Майкла Прейда.
Как создавался роман «Белый Шанхай»?
Родственница моего мужа, Евгения Фауст, родилась в семье русских эмигрантов, осевших в Китае. Впоследствии она перебралась в США, где и прожила до глубокой старости. Именно ее рассказы навели меня на мысль о написании романа «Белый Шанхай».
Книга вышла в издательстве «Рипол» под названием «Белый Шанхай», ее перевели на английский, кинокомпания GP купила права на экранизацию… Но и этот роман мне пришлось полностью переделывать: в первой версии было слишком много героев, а сюжет оказался слишком размытым.
В редакции 2014 года от прежней истории остались только название, имена героев и общая сюжетная канва, а в редакции 2017 года все еще раз поменялось. В общей сложности роман писался почти десять лет.
Более подробный рассказ о создании этой книги можно найти в в интервью журналу «Эхо планеты».
Как создавался роман «Князь советский»?
В 2009 году я взялась за черновик «Князя советского», и в течение нескольких лет то бросала его, то перекраивала все заново. Мне хотелось понять, как получилось, что нэпмановская Россия — такая, какой описали ее Ильф и Петров, — вдруг превратилась в тоталитарное государство? Думаю, что мне удалось найти ответ на этот вопрос.
Подробности см. в статье «Невидимая революция в СССР»
Опишите свой творческий процесс
Я работаю все время, и если не пишу на компьютере, то что-то додумываю, подмечаю и заношу в записную книжку. Например, вижу, как сияет морская вода на солнце и мысленно пытаюсь описать этот мелкий рыбный блеск, жидкое серебро.
Мой муж говорит, что когда я пишу, то у меня постоянно меняется выражение лица, как будто я играю роль: сержусь, иронизирую или что-то доказываю. Я этого не замечаю. Для меня это что-то вроде разумной медитации: время останавливается, меня тут нет, я ушла в астрал. Очнусь — ох ты боже мой! Уже пять часов!
Лучше всего мне работается, когда дома никого нет. Или есть — но все заняты своими делами.
Мое рабочее место — это стол, заваленный книгами и бумажками всех сортов, ноутбук, второй экран, лампа, телефон и чай в старинном стакане с подстаканником.
Откуда вы черпаете энергию? Как все успеваете?
А я больше ничего и не делаю.
Мой распорядок дня — это созвон с моими сотрудниками и фрилансерами, потом работа, дела семейные, и снова работа — до глубокой ночи. В период сбора материалов я еще хожу в библиотеки.
Когда-то я решила, что у меня сильная воля и высокая работоспособность, а потом все просто вошло в привычку.
Откуда такая любовь к истории первой половины ХХ века?
В начале ХХ века научно-технический прогресс шел рука об руку со средневековыми мифами и предрассудками. Это было время, когда главной мечтой всех на свете — от коммунистов до фашистов — было появление Нового Человека, эдакого полубога, которому будут неведомы пороки простых смертных.
Мне интересно следить за тем, как прогресс влияет на массовое сознание, и выяснять, почему мы оказались там, где мы оказались сейчас.
Чем уникальны ваши книги?
Половина моей взрослой жизни прошла в России, а половина — в США, и это дает мне возможность смотреть на исторические события с разных точек зрения.
Если бы я осталась в России, я бы никогда не добралась до эмигрантских мемуаров, хранящихся в церковных библиотеках Америки, или до воспоминаний туристов, посещавших СССР в начале ХХ века.
А если бы я была прилежным американским писателем, пусть даже отлично говорящим по-русски, я бы все равно не смогла обеспечить моим читателям «полное погружение» в историю СССР. Нужно знать не только факты, важны маленькие особенности, о которых знают только местные жители.
Кроме того, я стараюсь ездить во все города, которые упоминаются в моих книгах, — будь то Буэнос-Айрес, Москва или Шанхай. Мне важно походить по «той самой земле» и подышать «тем самым воздухом». Все это дает возможность писать с натуры.